 Я служил в 6 взводе учебной роты. Командовал нашим взводом лейтенант Гриценко Я.М., помкомвзвода был сержант Иващенко. Дот наш N 039 находился справа от дороги на заставу N 3, если ехать от Сопоцкино, недалеко от Августовского канала. С наступлением весны 1941 года обстановка у границы резко обострилась в связи с частыми инциндентами. Без оружия и в одиночку нам не разрешалось никуда отлучаться, увольнительные были отменены. Многие местные жители из поляков, особенно молодые мужчины, во время освобождения Западной Белоруссии ушли за границу. А теперь они стали часто тайком возвращаться к своим семьям, нередко выполнять при этом задания немцев, и снова уходить. Помню, однажды пограничниками были схвачены два таких разведчика, тайник, которых был обнаружен в хлеву. А в первой роте нашего батальона однажды исчез дозор из двух бойцов. Через несколько дней одного из них нашли пронзенного штыком его же винтовки и приколотым к земле, второго же вообще не нашли: по всей вероятности, его утащили за границу.
В конце мая участились боевые тревоги, во время которых мы занимали свои доты, в которых уже устанавливалось вооружение: станковые пулеметы с оптическими прицелами и установки ДОТ-3 (легкая короткоствольная пушка спаренная с пулеметом). Ночь проводили в дотах, а утром, после отбоя возвращались в свои землянки. В июне же такие тревоги стали чуть ли не ежедневными. В ночь на 21 июня - тоже.
В субботу 21 июня, как обычно, после ужина смотрели кино. Бросилось в глаза то, что, в отличие от прошлых суббот, на скамейках не было видно гражданских жителей из ближайших деревень. После фильма прозвучал отбой, но спать долго не пришлось: в 2 часа ночи мы были подняты по боевой тревоге и через полчаса были уже в своих дотах, куда вскоре прибыли повозки с боеприпасами. Дот тут же привели в боевую готовность. Едва стало рассветать, как в небе послышался гул многочисленных самолетов. Послышались сначала отдаленные взрывы бомб, а потом все ближе к нам: в Сопоцкино, в укрепрайоне. И вдруг будто налетел огненный шквал - из-за канала ударили тяжелые орудия. От заставы послышалась пулеметная стрельба, потом там показалось зарево пожара. Мы некоторое время были в растерянности. Связи не было. Командира взвода тоже (он жил на квартире в д. Баленеты с семьей). Помкомвзвода ст. сержант Иващенко приказал мне сбегать в дот 038, который был командным, узнать обстановку в роте. Я бросился через перелесок и лощину туда. Когда перебегал лесную дорогу, неожиданно был обстрелян трассирующими пулями. Одна из них задела левое предплечье. Я упал в траву и, оглядевшись в предрассветных сумерках, пополз дальше. И тут заметил в кустах двоих в незнакомой форме с автоматами. Приложившись, открыл по ним прицельный огонь из винтовки. Мне не ответили: видно мои пули попали в цель. Встал, побежал к командному доту. Показалась впереди коробка 038, откуда слышались крики, пулеметные очереди, разрывы снарядов. Видать немцы наступали на дот. Где ползком, где перебежками я добрался до дота. Часовой узнал меня и пропустил во внутрь. Я огляделся. В главном каземате увидел помощника командира 9 артпульбата ст. лейтенанта Милюкова, комиссара батальона капитана Шаповалова и политрука учебной роты ст. лейтенанта Воробьева. Доложил о цели прибытия. Политрук сказал, что началась война и наша задача - отбивать всеми силами нападение врага. Сейчас гарнизон дота роет вокруг точки траншеи для круговой обороны. В 039 уже направлен связной. Мне же предложили остаться в 038 и послали рыть вместе со всеми траншею. А потом до вечера мы отбивали атаки гитлеровцев, а во время передышек укрепляли оборону. Ночью закончили оборудование окопов, установили пулеметы, выставили наблюдателей. С рассветом 23 июня началась фашистская атака. В ответ заговорили амбразуры дота, мы повели огонь из окопов. Атаку отбили, но не на долго. Подошел вражеский танк и стал утюжить наши окопы. И кто не успел скрыться за стенами дота, остался навеки в могиле, которую мы сами себе выкопали. Я же чудом уцелел и продолжал бой, ведя огонь из винтовки, бросая гранаты в приближавшихся к доту немцев.
На третий день войны гитлеровцы, чтобы навсегда разделаться с нами, выдвинули к доту на прямую наводку несколько крупнокалиберных орудий. Дот стал сотрясаться от мощных разрывов снарядов, которые оглушали нас, вызывали кровотечение из ушей. От пороховых газов и духоты некоторые теряли сознание. Стала мучить жажда. Вода была рядом, в ручье за дотом, но пробраться к ней было невозможно. И все же гарнизон дота продолжал стойко держаться, отражая наседавшего со всех сторон врага: слаженно действовали обе артиллерийско-пулеметные установки, станковые пулеметы в амбразурах. На земляных откосах темнели уже десятки трупов немцев и количество их все росло. Тогда гитлеровцы решились на последнее средство. Блокировав почти вплотную дот, они стали бросать под стены большие пакеты начиненные взрывчаткой, дымовые гранаты и шашки. Сотрясаемый взрывами, окутанные дымом, дот продолжал сражаться. Затем на крышу проникли вражеские саперы-подрывники. Через разбитое перископное отверстие раздались их крики: `Рус, сдавайся!` Но им в ответ туда летели пули. А внутрь падали толовые шашки, химические гранаты, лился горящий бензин, от которых гарнизон все более таял. И вот уже от него осталось нас трое: сержант Захаров, курсант Грачев и я. Захаров выпускал из поврежденного орудия последние снаряды, мы с Грачевым еще вели огонь из винтовок. Вдруг ужасающей силы взрыв потряс до основания весь дот. Осело перекрытие, рухнули вниз глыбы бетона с искореженной арматурой, сорвались с петель полутонные стальные двери, калеча раненых защитников. Меня сильно чем-то ударило по ногам и я потерял сознание. Когда оно снова вернулось ко мне, то обнаружил себя под трупом. В ушах звенело. Пахло зловонной гарью. Перебитые и обоженные ноги почти не подчинялись. Пополз в темноте среди трупов и кусков бетона на нижний этаж дота, кое-как протиснулся через запасный выход наружу и полной грудью глотнул свежий воздух. Вокруг никого. Тишина. По-видимому, совершив свое мерзкое дело, гитлеровцы ушли еще вечером. С трудом дополз до знакомого ручья и с жадностью стал пить прохладную воду. И тут же в кустах уснул.
На рассвете разбудил меня негромкий разговор у видневшегося сквозь кусты хутора. Я стал кричать, звать на помощь. На зов пришел хозяин хутора Сасимович Иван, принес хлеба и молока. Сказал, что от бомбежки сгорела хата, погибли жена и сыновья, теперь живет в сарае. На мою просьбу взять меня к себе в сарай отказался. Весь день я пролежал в кустах у ручья. На второй пришла дочь Сасимовича, Янина, перевязала мне ноги, принесла одеяло. На следующее утро послышался рев коров, выгоняемых на пастбище. Пасшие их крестьяне обнаружили меня. Я попросил их забрать меня отсюда. Двое из них, о чем-то переговорив между собой, сказали, что пойдут за лошадью. Но вместо лошади я услышал вскоре шум мотора подъезжающей машины с немцами. Они соскочили, вытащили меня из кустов и, бросив в машину, привезли в Марковцы, где, оставив меня у дороги, ушли. Из любопытства подошли несколько женщин, шедших из костела. Я спросил у них, какое сегодня число, так как потерял счет дням. Мне сказали, что 29-е. Подошли две санитарные машины с ранеными немцами, шедшие в Сувалки. В одну из них швырнули и меня. Проезжая мимо обнесенного колючей проволокой корпуса, выбросили меня у ворот и поехали дальше. Часовой позвонил по телефону. Пришел немец и два пленных с носилками, которые принесли меня в барак с ранеными пленными. Что пришлось пережить нам в плену надо долго рассказывать.
Ирин Леонид Владимирович,
курсант 6-го взвода учебной роты 9-го артпульбата
|
