К чеченцам у него нет ненависти, они разные. Кода уходили из Аргунского ущелья, приходил к ним в часть бывший полевой командир, сложивший оружие, и уговаривал не уходить. Картину подрыва видишь по его рассказу, как хорошо скадрированный фильм. Как он, привыкший к неопасности войны, взял только один магазин для ручного пулемета. Как две машины приехали, а их третью рвануло на радиоуправляемом фугасе, и трех солдат ранило. Как "растаяли" три командира, от которых все ждали слов, команд, решений. Как ни на секунду не растерялся только один, распорядился о бинтах, жгутах, перевязке раненых. Как Альберт орал от ужаса, что носок правой ноги смотрит назад, а крови больше, чем в телебоевиках, пересмотренных за всю двадцатилетнюю жизнь. Он говорит об этом без единой ноты паники, или горькой памяти, или напряжения. Легко, как в приключении или романе Акунина. Потом разговор переходит к беспорядкам армейской жизни, Альберт рассказывает, что старшина потерял его документы, а если бы не потерял, он бы не ехал на той машине, он бы уже демобилизовался. Я поняла, если не остановлю разговор, он будет говорить до ужина, до утра, до замполита "на горизонте". Война вытекла из него, как ручей из земли, естественно, непрерывно, настроение у него было веселое. Только один раз, когда я спросила: "А что-то положительное дала тебе война?", он посерьезнел: "Я понял, как я маму люблю. Я и раньше ее любил. Но только на войне я понял, как я ее люблю!" Константин, человек войны На низкой койке двухместной палаты сидел невысокий человек с голубыми глазами, мауглиевой пластикой и футуристичесского вида аппаратом Илизарова на левой руке. У него - видимо, как следствие контузии - иногда немного подрагивало горло. Говорить со мной он и не сопротивлялся, и не стремился. В нем вообще не было никакой сильной ноты, ни спортивного спокойствия, ни беспокойства, ни молчания, ни говорливости, ни напряжения, ни равнодушия. Константин побывал на всех последних войнах. В 6-м госпитале о нем рассказывают легенды: ранен был в сердце, отправлен "грузом 200" - как мертвый, летчик в самолете случайно заметил дыхание. Он детдомовец, попал на афганскую войну в 1981 году. Вернулся с нее, женился, работал сварщиком в Якутии, старался заработать на квартиру - не получалось. И тогда он решил поехать на войну в Таджикистан. Нет, не из-за денег (его контрактная оплата сейчас 1400 рублей, да и по той у государства долги), а из-за того. Что в мирной жизни как-то не было толку. Каждый стремился набить свой карман. С таджикской войны он уехал в Приднестровье, потом на первую чеченскую. Затем на вторую. Говорит он о войне трезво, подчеркивает, что у него нет того чувства, с которым альпинисты лезут в горы и о котором пел Высоцкий. Что только дураки на войне не знают страха. О ветеранах недавних войн, что в мирной жизни, приняв рюмку, хватаются за мнимый автомат, рассказывает с удивлением: "У меня такого никогда не было". Самое сильное, откровенное и чуть пьянящее чувство у него вызывают картины природы на войне. То таджикские горы, где в небе завис метеорит, то Казбек с земляникой на зелени (как кровь), то салют, "каких вы в Москве не видели (там пишут свои имена ракетницами на небе!) " . О бое же он говорит скорее рационально: как пустили дымовую завесу, зачем встал с земли, почему ошиблись. Если в Иване и Альберте военный опыт, казалось, мог заминировать их судьбу, то у Константина наблюдалась внутренняя устойчивость, необходимые балансы. Да, в войне есть магнетические притяжения, но он никогда не испытывал пьяности войны. Не для печати он говорит о некоторых "хладнокровностях войны", но понимает их значение и в обычном мирном контексте. Мирная жизнь ни разу не выставляла ему метку какой-либо неадекватности. Государство ему задолжало зарплату за две войны, он по примеру товарищей судится с ним упорно, но без зла и обиды. Работу всегда находит, в "отпуске от войны" за ночь может сварить могильную решетку и утром на кладбище продать за полцены. Говорит, что не боится мирной жизни в том смысле, что не найдет работы или не прокормит себя и дочь. Но с войны, наверное, не уйдет, пока не кончатся они все в России.
|