 В марте 1940 года военкомат направил меня в Пуховичи на трехмесячные курсы подготовки офицеров артиллерии. Однако на курсах меня продержали пять месяцев, и оставили (не отпустили) в армии, присвоив звание `лейтенант`, что делалось только в исключительных случаях (а я был искусным наводчиком: поражал все цели). Получил назначение на должность командира взвода в 297-ой артиллерийский полк 121-ой стрелковой дивизии, который стоял в Полоцке.
Осенью 1940 года меня и еще одного офицера направили в Барановичи за молодым пополнением (`новобранцами`) из Барановичского и Столбцовского районов (эти районы были недавно воссоединены с Советской Белоруссией).
Барановичи были скорее большим поселком в сосновом бору на равнинной песчаной местности. Помню, как мы, двое офицеров, вели строй из 700 неграмотных парней, босых, в полотняных рубашках и штанах. В Минске при пересадке можно было наблюдать, как люди сторонились нашей `орды`: `И где их только нашли, таких оборванцев?!` Через восемь месяцев эти парни с оружием в руках встретят врага.
Вскоре полк передислоцировался: сначала в Лепель, где меня назначили командиром батареи, а затем - в Бобруйск.
Мне, еще совсем молодому командиру, были видны недостатки подготовки Красной армии к ведению современной войны. Это - чрезмерное увлечение строевой подготовкой и практикой штыкового боя. Это - слишком строгое следование уставным требованиям в общении командиров с подчиненными. Это - слабое знание личным составом новейшего вооружения. Это и конная тяга тяжелых артиллерийских орудий.
Особенно не нравилось грубое обращение командиров с рядовыми красноармейцами. Я же построил свои отношения с подчиненными на взаимном уважении и доверии. Командир другой батареи старший лейтенант Одоев Д. А. также сопротивлялся бездумному увлечению `уставными отношениями`, и даже шел на конфронтацию со своими начальниками. Мы, молодые офицеры, понимали, что современная война потребует совсем иных качеств, чем те, которые могла воспитать принятая в Красной Армии система воспитания и обучения.
Была сложная международная обстановка, и мы все ожидали войны с фашистской Германией. Нам внушалось, что, если враг нападет, то мы его разобьем на его же территории. Но вот пришел приказ: дивизии идти в сторону Бреста. Я едва успел забежать домой, и предложить Зинаиде Степановне с сыном Анатолием ехать в Минск - к ее сестре Валентине.
Наша дивизия дошла лишь до Слонима. Началась война.
В ночь на 25 июня 1941 года части трех стрелковых дивизий (155 сд, 121 сд и 143 сд) вели тяжелые оборонительные бои с танковыми дивизиями Гудериана на подступах к Барановичам возле деревень Гать, Третьяки и станции Лесная.
К исходу дня 25 июня немцам удалось оттеснить эти три дивизии к Барановичам.
26 июня около пяти часов вечера, под деревней Новая Мышь, что на западной окраине Баранович, наш 297-ой артполк принял первый бой с танками противника.
С танками шла пехота. Бой, во время которого больше половины бойцов моей батареи погибли, а сам я был сильно контужен, длился до наступления темноты.
А когда стало понятно, что продолжения не будет, мы буквально свалились с ног, и тут же уснули.
На рассвете подошли к подбитым немецким танкам, чтобы снять легкое вооружение. В танках обнаружили ящики с шоколадом.
Шоколад помог нам восстановить силы.
Часов в девять утра фашисты попытались окружить нас. Подобрав уцелевшие орудия, мы отступили в направлении Бобруйска.
При форсировании реки Березины попали в засаду. Немецкий пулеметчик, засевший в кустах на противоположном берегу перебил всех наших тягловых лошадей. И хотя мы одолели немцев, все равно пришлось повернуть назад. Но снова были окружены, и попали под огонь артиллерийских минометов. Вышли из окружения, и командир полка приказал нам разбиться на мелкие группы и переходить линию фронта.
|
